Эти по моей версии

[Nirdara]

Тоже вписаны в мою "канонную" версию развития событий Наруто. Присутствуют два ОС - Мируки но Йоко, девушка из Суны, подруга Мацури, и Акисами Кю, некрасивая и не слишком умная девушка из Скалы, у которой были отношения с Деем. Не куноичи в отличие от Йоко. Просто мать его ребенка.

многабукаф

Интеллигент
Какаши/Анко

Когда у Какаши и Анко начались отношения, нрав и манера поведения Копирующего ниндзя заметно изменились. Если до сего момента он производил впечатление некоторой импозантной небрежности, то теперь ситуация была диаметрально иной. Казалось, внутри него разом проснулись все те привычки, которым он много лет не давал воли. Теперь при встрече, любой, где бы она ни осуществилась, Анко получала цветы. Лучше молчать, откуда он извлекал помятые букетики, явно имевшие и лучшие времена, но без цветов Митараши не оставалась. Он делал ей изысканные комплименты. Даже зная Копирующего ниндзя много лет никто и предположить не мог, что у него так подвешен язык. Причем он удивительно метко выделял именно те аспекты, которые особенно интересовали девушку.
Они прогуливались по улочкам Конохи под руку, словно пожилая семейная пара, и вели цивильные разговоры на нейтральные темы. У Анко временами возникало стойкое ощущение будто они уже не они, а персонажи какого-то старого зарубежного фильма о любви. За этим всем явно было не предположить того накала страстей и отсутствия какой-либо джентльменской терпимости, какие были у них наедине. Абсолютно невежливо рвать на девушке ее любимый комплект белья, при этом сохраняя полное, даже торжественное молчание. Какаши в моменты страсти был удивительно тих, позволяя себе лишь пыхтеть. Зато Анко орала за двоих…
А потом, уже наутро, он любезно улыбался собеседникам и на вопросы отвечал, что весьма доволен обществом Анко-сан, что каждый был волен интерпретировать по-своему.
- Пока у нас не было отношений, ты нравился мне больше. – надув губы, сказала Анко Какаши после очередной такой демонстрации.
- Но так же полагается! – виновато разведя руки, возразил он.
- А к черту… - безапелляционно ответствовала она. И добавила, презрительно фыркнув. – Интеллигент.
Тогда он раз и навсегда перестал пытаться изображать из себя того, кем не являлся. Отныне Анко ждала его на свидания по два часа, слушала неубедительные оправдания его долгих отсутствий, довольствовалась вчерашним раменом вместо букетов и периодически вынимала из своих трусиков абсолютно беспардонно лезущие туда руки. Но, абсолютно парадоксально и непонятно, была куда более счастлива, чем раньше.

Стикс
Саске/Сакура

Когда Сакура была еще маленькой девочкой с розовыми волосами, перетянутыми красной подаренной Ино лентой и не была куноичи, она любила проводить свободное время за чтением. Читала девочка самые разные книжки, начиная от учебных пособий и заканчивая беллетристикой. Была у нее и книга про так называемую «Древнюю Грецию». Пусть вся эта страна и ее мифология – выдумки, но читать было очень даже интересно. Были даже такие истории, которые глубоко потрясли юную Харуно.
Например, легенда про богиню Стикс.
Стикс была богиней клятв и верности им. Именно из-за ее имени взялось название реки, через которую согласно книге переправлялись души умерших в загробный мир. Поэтому древние греки клялись всегда водами Стикса. Богиня эта служила в том мире олицетворением первобытного, животного ужаса, ведь нарушение любой клятвы каралось и при жизни и после смерти с крайней жестокостью.
Именно после прочтения этой легенды Сакура запомнила для себя одну вещь – если уж клясться, то не нарушать своего слова ни при каких обстоятельствах, даже под страхом смерти.
А вот Саске, похоже, собирался поступить иначе.
Именно поэтому, давясь истерикой, распластанная по его груди и перепачканная с ног до головы его кровью Сакура рычала одни и те же слова, как то единственное, что приходило сейчас ей в голову:
- Ты же поклялся! Ты же, мать твою, поклялся!

Я у вас
Наруто/Хината

Удзумаки Наруто, Оранжевая Вспышка Конохи и будущий Рокудайме Хокаге по совместительству брел по одной и узких улочек родной деревни и таинственно бормотал себе под нос:
- Прекрасная принцесса, взор Ваш подобен свету вечных звезд в небесах, улыбка Ваша подобна нежному блеску жемчугов в прозрачной воде, стан Ваш подобен… м-м-м… Ну ладно, это на месте можно придумать! Чертов Сай, чтоб я еще к нему за помощью обратился! Это ж бред сивой кобылы! – он на секунду замешкался. – Ваш дивный неповторимый аромат подобен… хм… Прекрасному запаху чаши с раменом, предложенной голодному! – одно упоминание о рамене заставило голубые глаза юноши заблестеть, а походку – ускориться. – Ваши нежные пальцы… - так, продолжая разглагольствовать, он удалялся дальше по улице, пока не добрался до поместья Хьюг.
Там уже, стоя при входе, пред строгими очами Хиаши-самы, Неджи, Ханаби и отнюдь не строгими, а очень даже ласковыми самой Хинаты, он отбарабанил заново сию «песнь о рамене», заключив ее той фразой, ради которой собственно вся эта история и задумывалась:
- Ну что снискал я у Вас снисхождение и расположение, а, Хиаши-сама?
Хоть в последние месяцы и произошло явное потепление в отношении родственников Хинаты к ее молодому человеку, он все еще чувствовал некоторую напряженность. Творческий Сай предложил, когда Наруто поделился этой проблемой с командой, пропеть серенаду для любимой в присутствии ее родителя, чтобы впечатлить и поразить его.
Как оказалось, родитель был все еще слишком шокирован, чтобы ответить, и обдумывал потихонечку перспективы посетить раменную сегодня, поскольку прослушанная серенада бесспорно пробуждала аппетит, а Хината…
Хината тихонько улыбалась Наруто.

Мертвый город
Сай/Ханаби

Утро было снежное. По всему городу стояли удивительные, просто волшебные тишина и пустота. Казалось, тронь одну ветку, и моментально нарушится вся эта фикция недвижимости и вечного покоя. Высоко в таком же пустом, как и Коноха, синем небе стояло холодное зимнее солнце. Его ослепительный свет гулял по улицам, ложился на крыши и бесцеремонно заглядывал в окна.
На кресло, ставшее в последний год местом, где она проводила почти все свое время, падали прямые солнечные лучи. Яркие, жгучие для глаза, но холодные. Он раньше так и про нее думал, что яркая, но холодная. Оказалось, ошибался. Ни одна женщина в мире никогда и нигде не сможет взглянуть на него с такой бесконечной теплотой, как глядела она. Особенно в последние месяцы.
Дочь спит сладким сном в доме своей тети Хинаты и ее семьи. Для нее все произошедшее в последние два дня интересно и событийно. Ни с того, ни с сего папа ее собрал и отправил к дяде Наруто и тете Хинате, пояснив, что лучше ей побыть там и поиграть с Кейтаро и Мики.
Временами, глядя в не по возрасту серьезные и глубокие черные глаза Оригами, он начинал думать, что она на самом деле все-все понимает. Осознает, что происходит с ними. Но он быстро отгонял от себя эти мысли. Так становилось еще тяжелее.
Снег на земле, солнце на небе, он на улице, она дома в кресле и, пожалуйста, кто-нибудь там наверху, дайте еще минуту этой обреченной незыблемости!
Сай бесцельно бродит по улицам Конохи, черный как мазок туши и неприкаянный, как был в детстве, растворяясь в благостной тишине.
Ему кажется, что не она одна умерла, а целый город.

Белая река
Шикамару/Темари

Они возвращались в Коноху. Много дней, проведенных в пути, делали нрав Шикамару с каждым днем все неприятней и неприятней. Он мрачнел, становился все более сонным и все чаще мечтал о прибытии домой, где они смогут наконец с чистой совестью завалиться спать на пару деньков.
Но прямо сейчас до этого было еще нескоро. Они с Темари остановились у воды, чтобы умыться, набрать фляги и передохнуть. Она стояла у самой кромки воды и задумчиво смотрела на спокойную реку.
- Река совсем белая. – сказала Темари тихо. – Почему?
Шикамару не ответил, поглядев сначала на облака, потом на свою спутницу.
- Какой, кстати, ветер холодный. – поежилась девушка.
- Уже осень. – Нара равнодушно пожал плечами.
- Ага, а какое небо! – горячо подтвердила она. – Все из твоих любимых облачков состоит.
Шикамару хотел было возразить, что любит, когда облака по синему небу проплывают, а так уже не красиво, но ему стало лень, и он промолчал.
- Пасмурное небо. – продолжала Темари. – Оттуда и цвет белый.
Она стоит у воды, которая потихоньку облизывает ее босые ступни, и, кажется, совсем не мерзнет. Темари вслух рассуждает, что же с этой рекой. Наблюдательный Шикамару смотрит на белый песок, из которого состоит дно этой чистой прозрачной реки. Оттуда и белый цвет.
Он не думает больше об этой реке. Ему неинтересно. Он за свою пока еще короткую жизнь нарассуждался под завязку. Он думает о том, что провел бы вот так с ней всю жизнь, глядя на белую реку.

В час когда усну
Ли/Йоко

Рок Ли любит говорить пафосно, взмахивая руками и закатывая глаза. Любит клясться и давать обеты, которые потом никогда и ни за что не нарушает. Он любит тут же сознаваться в любой эмоции, посетившей нынче его разум, кому бы то ни было. Так он сразу же признается в любви, как только у него возникает подозрение, что он ее испытывает. Так он заключает, что ненавидит человека, если вдруг поссорился с ним.
Он любит говорить все это очень громко, чтобы все окружающие тоже были в курсе. Если он что-то чувствует, то где резон скрывать это от других? Он любит плакать при этом, свободно позволяя крупным, абсолютно правдивым слезам струиться по его щекам. Любит улыбаться, вставая в позу крутого парня, благо зубы подобное действие всегда позволяли.
Сначала именно так, еще ребенком, он заверял Сакуру в своей вечной любви. Девочка с розовыми волосами хоть и прошла эволюцию от отвращения к Ли до искренней дружбы, влюбиться в него в ответ так и не смогла. Ее сердце навсегда было занято черноволосым мстителем.
Потом уже, в девятнадцать лет, он уверял Йоко из Деревни Скрытого Песка, что она безумно нравится ему. Ведь это же и было правдой! Красноволосая куноичи Суны с первого взгляда поразила его воображение.
Когда симпатия переросла в большую любовь, а Йоко вдруг ответила на нее взаимностью, он так же пафосно делал ей предложение. Чужеземке в Конохе было, конечно, уютно и так, но после свадьбы она окончательно почувствовала себя здесь к месту.
Первые воспоминания Каташи об отце уже связаны с позой крутого парня и пафосными обещаниями. Хоть он и вырос не настолько эксцентричным в этом отношении, как Ли, но некоторое сходство это им обеспечило. Например, рассуждения о «сияющей силе юности» Каташи перенял.
По мере прохождения времени, Ли начал давать Йоко рекомендации на случай своей смерти. Пообещав ей уже неоднократно, что будет любить ее вечно и никогда не оставит, он все же предполагал, что ему на тот свет положено попасть раньше, чем ей. К тому же его на миссии отправляли чаще. Наверное, виной тому был все тот же возраст. Теперь уже Рок Ли понимал, что однажды умрет. У него был сын, была жена, и карьера и личная жизнь были реализованы. И еще он был шиноби. Стало быть, не так долго ему осталось. В ответ на эти рассуждения спутница жизни отмахивалась и огрызалась, не желая слушать.
Да… Он никогда бы не подумал, что это ОН будет провожать ЕЕ гроб.

Вороны
Неджи/Тен-Тен

Вороны кричали так громко и радостно, словно бы какое-то всенародное празднование было в их вороньей популяции. Хотя, в принципе, можно сказать, так оно и было. Посреди полянки, на которой остановилась группа ниндзя, лежал и невыносимо благоухал большой дохлый бык, а птичья стая справляла кровавую тризну на его бренных останках.
В головах очевидцев синхронно возникла мысль о Нин-хантерах и их неприятном ремесле. Следствием этого стало тяжелое молчание, воцарившееся в группе.
- Эй, Неджи… - помолчав, спросила Тен-Тен у замешкавшегося Неджи. – А если б я умерла, то что бы ты делал?
- Если бы ты умерла, - ответствовал не спеша Хьюга, тщательно обдумав слова. – Я для начала удостоверился бы, что весь твой бесценный запас колюще-режущего оружия распределен между остальными членами команды. Потом забрал бы твою аптечку. И, наконец, убедился бы в том, что твое тело передано ответственным лицам для уничтожения. Вот так.
Отпрыск великого клана озвучил все это, благоразумно опустив свое собственное отношение к факту возможной смерти девушки. Он весьма логично пришел к выводу, что куноичи отнюдь не интересует его душевное состояние в этом случае. Он умолчал о том, что банально свихнулся бы, умолчал о диких боли и ужасе, охвативших его при одной только мысли о ее кончине. Он назвал только то, что девушке-ниндзя должно быть важно.
Однако, в чем-то он видимо просчитался. Из глаз Тен-Тен брызнули обильные слезы, и, крикнув:
- Ты идиот, Неджи! – она побежала вперед, догонять группу.
Он стоял рядом с разлагающимся трупом быка и недоумевал, что же сделал не так. Громко и издевательски кричали вороны.

Гражданка
Шино/Ино

- Мне пора. – коротко сказала Ино, вкладывая в голос максимум жизнерадостности и решимости.
Он молча кивнул. Они с Шино стояли у ворот Конохи, откуда ей в компании Шикамару и Чоджи предстояло отправиться на миссию ранга А. Последние топтались неподалеку, ожидая, пока закончатся «телячьи нежности». Ино сделала было шаг по направлению к ним, однако, неуловимое почти движение пальцев Шино лучше слов сказало ей отношение Абураме к факту этой миссии.
- Опасное слишком Наруто-кун дал задание тебе. – медленно, с сомнением произнес он.
- И не такое и опасное. – Ино запальчиво вскинула подбородок, зная, что Шино как всегда прав. Их трио не слишком-то подходило для такой изобилующей открытыми сражениями миссии. Из них разве что Чоджи мог выступать в качестве грубой ударной силы. Понятное дело, что Абураме не хотел ее отпускать.
- Послушай, Шино. – мягко начала она, глубоко вдохнув. – Я в первую очередь гражданка Конохи, а потом твоя любимая женщина. Ты не хуже меня знаешь, что любой приказ Хокаге-самы – закон. И не волнуйся. Я ведь не так и проста. – она весело подмигнула, не чувствуя той уверенности, что пыталась сообщить ему.
Но Шино как всегда все понял без слов.
- Береги себя. – произнес он, на секунду приподнимая очки, чтобы Ино смогла увидеть его глаза. Он знал, как ей это важно.

Контрреволюция
Сай/Ино

История Сая и Ино была одной из самых необычных среди всех историй любви в Конохе и ее окрестностях. Они, встретившись однажды и будучи подростками, сразу же друг другу понравились. Оба красивые и интересные, неудивительно, что они почти сразу же начали встречаться и стали одной их самых красивых пар Конохи. Их правильная до крайности любовь продолжалась около года, пока им обоим не показалась странной эта самая идилличность и выверенность их отношений. Слишком уж все было просто.
А потом случилось самое главное. Оба они встретили тех, кого им суждено было полюбить. Сай встретил младшую сестру Хьюги Хинаты, гордую красавицу Ханаби. А Ино встретила, точнее взглянула новыми глазами на давно знакомого ей Абураме Шино. Любовь, охватившая Сая и Ино, была сильной, яростной, не вписывающейся ни в какие предписанные им жизнью и судьбой рамки. Юная цветочница в шутку называла этот поворот событий «революцией».
Но жизнь редко бывает справедлива, а Вселенная не одобряет любой кощунственно сильной любви. Поэтому Ханаби потихоньку угасла от чахотки, целый год просидев в кресле у солнечного окна, а Шино нежданно-негаданно принесли с миссии мертвым.
Отчаяние, овладевшее овдовевшими Ино и Саем, не поддавалось никакому описанию. Единственное, что удержало их в этом мире, были маленькие дети – четырехлетняя дочка Сая и двухлетняя дочка Ино. Пришлось заново собирать по осколкам разрушенную в одночасье жизнь.
Пришедшая вскоре спустя спокойная любовь друг к другу была еще более удивительна в контексте всего случившегося. Родившаяся на основе взаимных сочувствия и жалости, она оказалась очень верной, хотя, конечно, совсем не такой страстной, какая была у них к покойным.
На этот раз Яманака Ино в шутку называла это «контрреволюцией».

Суйгецу/Карин
Ларек

- Рыбья башка! А ну быстро проваливай из дома в ларек! Жрать нечего! – таким образом поприветствовала нынче своего усталого любимого, только что вернувшегося с миссии, Карин.
- Отвали, четырехглазая. Сами иди! – эффект не заставил долго себя ждать. Оскорбленный до глубины души таким приемом Суйгецу сел на диван, явно демонстрируя свое нежелание куда-либо еще идти.
- А я сказала, ты пойдешь, тупой каппа! – красноволосая уперла руки в бока и нахмурилась еще больше. Ни дать – ни взять, сварливая жена.
- А я сказал – ни черта! – терпение у Суйгецу подошло к концу куда быстрей обычного. Видать, виной тому была усталость.
- Ну, пеняй на себя! – рявкнула Карин и рванулась вперед, на ходу замахиваясь.
Привычно блокировав удар, бывший ниндзя Тумана швырнул девушку на диван и вышел, бросая через плечо:
- Пошла к чертям собачьим, кретинка!
Ярость красной пеленой плескалась перед глазами. Он потер виски, зажмурившись, и ярость потихоньку начала отступать, сменяясь на синеву обиды. А когда он сел на солнышке на заднем дворе, синева тоже начала бледнеть, уступая место логике. Он вдруг вспомнил, что Карин пришла с миссии час назад и что она не может все еще оправиться после ТОГО случая. Ей ведь куда хуже чем ему… Как следствие он вдруг ощутил укол совести (странно, сам не заметил, как обзавелся такой вещью) и не теряя времени направился в Ичираку, где приобрел порцию рамена со свининой для себя и с морепродуктами, который сучка любила больше всего.
Дом встретил его чарующей тишиной и пустотой. «Ушла. Либо к Сакуре, либо еще к кому-то из девиц посетовать на свою горькую долю» - Суйгецу чертыхнулся про себя и поставил рамен на стол, как вдруг на пороге появилась Карин, раскрасневшаяся и со свертками в руках.
- Ты чего тут долбишься? – ощерилась она.
- Твое какое дело? – фыркнул он.
- Иди к чертям. – она отвернулась.
- Не пойду, я там тебя могу встретить. – привычно отозвался он. И добавил, помолчав. – Я это… Рамен тебе принес. Твой любимый.
- А я… Такояки тебе принесла. И пудинг. – неохотно отозвалась она.
Суйгецу не запомнил, кто из них тогда первый улыбнулся.

Гаара/Мацури
Дороги

- Ну вот и пора нам возвращаться домой, Темари-сан. – Мацури застенчиво улыбается и накручивает шоколадную прядь на палец, в то время как Гаара, уже прошагав шагов сто прочь от Конохи, нетерпеливо оборачивается.
Не желая далее заставлять его ждать, Мацури наконец кивает, улыбается в последний раз и кричит:
- Подожди, Гаара, я уже бегу! Чуть-чуть подожди!
Темари смотрит им вслед – смотрит вслед брату и его жене, уходящим вдаль к ее родной, но теперь уже потерянной Суне. У каждого в жизни есть своя дорога. Ее дорога привела Темари в Коноху, вслед за ленивым трусом, который как всегда бормочет что-то недовольное, стоя за ее левым плечом. Любовь – штука странная и непредсказуемая. Розововолосую Сакуру ее дорога тащила вслед за Учихой Саске по всем перипетиям его судьбы, может, не в буквальном смысле, но близко к тому, ведь Сакура принимала его любым, ни на минуту не прекращая своей любви к мстителю. Да что тут перечислять! Любую особь женского пола эта дорога или даже скорей путь ведет вслед за мужчиной. Даже банально…
Вот и эта робко шла за Гаарой, каким бы он ни был, что бы из себя ни представлял, как бы ни менялся. Когда брат был внушавшим омерзение и ужас демоном она захотела учиться у него. И теперь, когда он всеми любим и уважаем, она все еще с ним. И будет так всегда, по всей видимости…
Вот и сейчас Мацури неуклюже и торопливо бежит вслед Гааре, а закатные лучи освещают ее стройную фигурку.

Нагато/Конан
Изгои

Она почти постоянно смотрит на него. В этом Конан находит своеобразное удовольствие, если не сказать больше – смысл своего существования. Из всего, что было, у нее остался только он.
У него нет будущего. Достаточно вспомнить изможденную прикованную к скале фигуру и хриплые нерегулярные вдохи-выдохи, чтобы это понять. Прошлого у него тоже нет – он не помнит себя до появления Конан в его жизни, а теперь и вовсе говорит, что не помнит и их детство, и Яхико и редкие солнечные дни.
У него нет дома. Когда они познакомились, он уже был мальчишкой-сиротой, прятавшим за вызывающе красными прядями вечно заплаканные глаза Бога. И Родины у него тоже нет. Деревня Дождя, несмотря на то, что они сделали для нее, никогда особенно не стремилась ассоциировать себя с ними. Они были лояльными подданными, но не испытывали к лидеру любви. Никогда.
У него не было даже имени, пока однажды она, маленькая голодная и замерзшая девочка, не спросила его о нем.
И с тех пор она идет за ним. Идет непоколебимо, неизменно, константно, как за единственным ориентиром ее мрачного существования. Она согласна быть в его тени, потому что ей никогда не быть такой, как он. Единственное ее выдающееся качество – это красота. Но что такое красота рядом с величием Нагато?
Когда он умирает, Конан седеет в одну ночь и три дня потом сидит и смотрит в одну точку. Больше всего на свете она хотела, если не сказать, мечтала, умереть рядом с ним, в один момент и глядя в его серые глаза. Эту мечту он отнял у нее, умерев один и нелепо «спасши» ее жизнь, которая утратила весь свой смысл без него.
Она бы забрала его тело. Ей ведь знакомо то место, где находилось то самое, хрупкое и истощенное тело, которое она еще помнит здоровым и полным сил. Тело Нагато. Но в этом нет смысла. Дома его тоже не ждут. Со смертью лидера большинство шиноби Дождя добровольно капитулировало, заявив о своей лояльности по отношению к Конохе. Его никто особенно и не любил дома.
Наверное, все великие люди были изгоями.

Дейдара/Кю
Не стреляй

Арбалет уперся в ее грудь неожиданно, но Кю это совсем не испугало. Как не испугали и расширенные глаза с точками зрачков посредине, и перекошенное, искаженное животной яростью лицо.
- Убью ее! – прорычал грабитель, обращаясь судя по всему к своему спутнику, который в этот момент меланхолично разглядывал одну единственную монетку. Ту, что составляла до недавнего времени весь капитал Кю. С тех пор как Дея нет, она не знает, стоит ли жить, и хотела бы присоединиться к нему на той стороне. Ах, если б только ей хватало смелости, чтоб прервать свое бренное существование…
- Убью тварь такую! – продолжал орать вооруженный арбалетом. – Нам и так не везет уже третий день, да еще и эта сука с пустыми карманами! Я есть хочу, мать твою! И поэтому ты сдохнешь! – рявкнул он, вновь тыкая арбалетом в грудь худенькой девушки. – Ты хоть знаешь, каково это так жить, уродина? Когда и жить-то уже не хочется, потому что радости нет вообще? Потому что забыл, когда тебе последний раз было хорошо, а? Твою мать!
- Оставь ее, Усуй! Могу тебя уверить, она знает. – внезапно в усталых глазах второго грабителя Кю видит чувство, о котором давно забыла, - сочувствие. – Не стреляй, она и так не знает уже, зачем ей жить.
И они уходят, оставив Кю в одиночестве с горьким привкусом разочарования во рту.